Роб под одобрительный свист слушателей спел «Песенку о богатой вдове», а после этого Цирюльник быстро распродал свое Особое Снадобье, опустошив все три корзины и велев Робу принести из повозки еще. Затем выстроились в длинную очередь те, кто жаждал исцеления от многочисленных хворей. Роб заметил, что в толпе, отзывавшейся громким смехом на все шутки, воцарилось очень серьезное настроение, когда речь зашла о поиске средств для облегчения их телесных недугов.

Как только закончился прием пациентов, они уехали из Бриджтона: Цирюльник сказал, что это настоящая клоака и с наступлением темноты там орудуют настоящие головорезы. Хозяин не скрывал того, что очень доволен сделанным сбором, и Роб улегся спать счастливым: его согревала мысль о том, что он завоевал себе место под солнцем.

* * *

На следующий день они были в Йовилле, где Роб испытал жгучий стыд, упустив во время представления три шарика. Цирюльник утешал его.

— Поначалу такое обязательно случается время от времени, — говорил он. — Потом это станет случаться все реже и реже, а там и совсем пройдет.

На той же неделе они посетили Тонтон, городок трудолюбивых ремесленников, и Бриджуотер, где жили преимущественно крестьяне, которые придерживались весьма строгих правил. Давая представления в этих местах, они воздерживались от излишних вольностей. Следующим на их пути был Гластонбери, город людей набожных, построивших свои жилища вокруг большой и красивой церкви Святого Михаила.

— Здесь мы должны соблюдать благопристойность, — предупредил Цирюльник. — В Гластонбери всем заправляют попы, а они весьма неодобрительно смотрят на всякую лечебную деятельность, полагая, что Господь им одним поручил заботы не только о душе человеческой, но и о теле.

Туда они прибыли на следующее утро после праздника Троицы, завершающего пасхальные празднества и развлечения и знаменующего сошествие Святого Духа на апостолов, каковое укрепило последних после девяти дней непрерывных молений вслед за вознесением Иисуса на небеса.

Роб заметил в толпе зрителей не меньше пяти попов с постными физиономиями.

Они с Цирюльником жонглировали красными шариками: хозяин торжественно возгласил, что оные суть подобия разделяющихся языков огненных, представляющих Дух Святой, как о том сказано в «Деяниях апостолов», глава вторая, стих третий. Зрители были довольны, они горячо хлопали, но тут Роб запел «Gloria» [32] , и все сразу примолкли. Петь ему всегда нравилось; голос Роба дрогнул на строчке о детях, уста которых сладко поют осанну [33] , на очень высоких нотах он срывался немножко, но в целом получилось отлично, как только у него перестали дрожать коленки.

Цирюльник вынес священные реликвии, хранившиеся у него в ветхой шкатулке из ясеневого дерева.

— Воззрите, друзья мои! — сказал он особым тоном (как он позднее пояснил Робу, это был его «монашеский» голос) и показал им землю и песок, привезенные с горы Синайской и горы Масличной, а также щепочку от Истинного Креста и кусочек шеста, на котором висели ясли с младенцем Иисусом. Показал он им сосуд с водой из реки Иордан, ком земли из сада Гефсиманского, фрагменты мощей бесчисленных святых.

Потом на помосте его сменил Роб и встал там в одиночестве. Воздев очи к небесам, как и наставлял его Цирюльник, он запел еще один гимн:

Создатель неба звездного,
Для верных свет немеркнущий,
Христе, всех нас избавивший,
Молитву нашу выслушай.
Скорбя о мире гибнущем,
Себя обрекшем тлению,
Ты нашим стал спасением
И исцеленьем немощи [34] .

Слушатели растрогались. Пока они не перестали вздыхать, Цирюльник поднял флакончик Особого Снадобья.

— Друзья, — сказал он. — Подобно тому, как Господь Бог нашел лекарство для души вашей, я отыскал то, что излечивает тело.

И поведал им о Виталии, Траве Жизни, которая, несомненно, действовала одинаково хорошо и на богобоязненных людей, и на грешников, ибо раскупали Снадобье очень охотно, а потом выстроились в очередь к завесе, за которой Цирюльник осматривал пациентов, жаждущих получить от него совет и облегчение своих страданий. Священники, наблюдавшие все это, бросали косые взгляды, но их удалось задобрить подарками и смягчить выказанными горячими религиозными чувствами. Лишь один церковник выразил свое недовольство:

— Ибо архиепископом Теодором писано: опасно пускать кровь в то время, когда луна прибывает, а воды морские приливают.

Цирюльник не замедлил согласиться с ним.

В тот вечер они разбивали лагерь, ликуя. Цирюльник варил в вине мелко нарезанную говядину, пока она не стала нежной, добавил лук, старую репу, которая сморщилась, но была еще вполне годной, свежие бобы и зеленый горошек. Для запаха он бросил туда тимьян и щепотку мяты. У них оставалась часть головки сыра, необыкновенно светлого, купленного в Бриджуотере. После ужина Цирюльник сел у костра и с видимым удовлетворением пересчитал наличность, хранимую в особой шкатулке.

Робу эта минута показалась подходящей, чтобы задать вопрос, который неотступно его преследовал и угнетал.

— Цирюльник, — позвал он.

— М-м-м-м?

— Цирюльник, когда же мы отправимся в Лондон?

Хозяин, сосредоточенно раскладывая-монеты столбиками и не желая сбиться со счета, только махнул рукой.

— Попозже, — пробормотал он рассеянно. — Когда-нибудь попозже.

9

Дар

В Кингсвуде Роб промахнулся четыре раза, один раз он уронил шарик в Манготсфилде, но то был его последний промах. После того как они в середине июня развлекали и лечили жителей деревни Реддич, Роб перестал посвящать по нескольку часов ежедневно упражнениям в жонглировании: частые представления на публике позволяли его пальцам сохранять ловкость, а ему самому — не терять чувства ритма. При жонглировании к нему теперь пришла уверенность. Робу казалось, что вскоре он мог бы справляться и с шестью шариками, только Цирюльник о том и слышать не пожелал. Он хотел, чтобы Роб помогал ему в ремесле цирюльника-хирурга.

Подобно перелетным птицам, они двигались на север, только не летели, а медленно тащились по горам, разделяющим Англию и Уэльс. В первый раз Роб помогал Цирюльнику при осмотре и лечении пациентов, когда они оказались в Абергэвенни — селении, которое состояло из одной улицы покосившихся хижин, прилепившихся к подножию угрюмой гряды невысоких гор.

Робу было страшно — куда страшнее, чем учиться жонглировать.

Почему люди становятся вдруг больными? Это была великая тайна. Казалось, человеку не дано ее постичь и совершить чудо, которое поможет прогнать болезнь. Цирюльник был способен на такое, значит, он умнее всех, кого Роб встречал до сих пор.

Люди выстроились в очередь перед завесой, и Роб вызывал следующего, как только Цирюльник заканчивал с предыдущим. Роб приглашал их в относительное уединение, какое мог обеспечить тонкий занавес. Первым, кого Роб провел к хозяину, был высокий сутулый мужчина с покрытой черной грязью шеей; грязь въелась и в пальцы, и под ногти.

— Тебе не мешало бы помыться, — мягко предложил ему Цирюльник.

— Понимаете, это уголь, — объяснил пациент. — Когда его копаешь, пыль въедается в кожу.

— Так ты копаешь уголь? — сказал Цирюльник. — Я слыхал, что он ядовит, если его сжигать. Да я сам видел собственными глазами, что он порождает вонючий тяжелый дым, который не так-то легко выходит через дымовое отверстие в крыше. Неужто такая бесполезная вещь способна кого-то прокормить?

— Все правильно, сэр, мы и живем бедно. Только в последнее время суставы у меня стали опухать и болеть, копать теперь очень больно.

вернуться

32

Один из наиболее распространенных христианских гимнов; написан в начале VIII века; входит в состав католической мессы и англиканской литургии (на английский язык переведен в сер. XIX в.); в православной традиции называется «Слава в вышних Богу», но английский текст заметно отличается от русского. Исполняется по воскресным и праздничным дням.

вернуться

33

Пс. 8, ст. 3; Матф., 21:16.

вернуться

34

Из католического гимна Conditor alme siderum, написанного в VII в.; пер. А. Куличенко и М. Линьковой.